|
Мифологический Словарь
СЛАВЯНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
БЕСЫ
в
древнеславянских языческих религиозно-мифологических представлениях злые
духи (следы такого употребления термина — в архаичных фольклорных
текстах, особенно в заговорах). Из языческой терминологии слово попало в
христианскую традицию, где было использовано для перевода греч.
6eu|ioveg—демоны. В старых церковных поучениях против язычества слово «Б.»
продолжало использоваться в первоначальном значении «злой дух», хотя
категория злых духов расширена за счёт включения сюда старых слав, языческих
богов (Перун, Белес, Мокошь и др. называются здесь тоже Б.).
В
христианских религиозно-мифологических представлениях Б.— духи зла,
антагонисты троицы и ангелов, слуги, воины и шпионы дьявола, «враги
невидимые» человеческого рода. Как сеятели дурных внушений, болезней
(особенно душевных расстройств — «беснования») и всякой скверны и порчи, как разрушители
социальных связей, с особенной ненавистью относящиеся к браку и строящие
против него всякие козни, Б. сопоставимы со злыми духами различных мифологий,
начиная с самых примитивных. Но согласно христианским представлениям, Б. не
только опасны, как амбивалентные фольклорные персонажи, но абсолютно злы и не
могут быть партнёрами никакого договора, ведущего к добру.
Идейный
комплекс «священной войны» против злых духов сближает христианские
представления о Б. с иранской мифологией (мотив борьбы с дэвами); но с точки
зрения христианства живущее в Б. зло — не свойство, изначально присущее их
природе, а следствие ложного выбора их свободной воли. Б. и сам дьявол — не
порождение какой-то иной, неподвластной богу «теневой» стороны бытия (как Ангро-Майнью
в его отношении к Ахурамазде), но создание самого бога, его неверные слуги.
Когда-то
они были ангелами, но не сохранили «своего достоинства» (Иуд. 6), отпали от
бога в акте измены и стали «ангелами сатаны» (Апок. 12, 9 и др.), «ангелами
бездны». (В церковно-славянском и русском народном обиходе иногда было
принято называть Б. в отличие от добрых ангелов «аггелами», что соответствует
орфографии, но не произношению греч. слова ауугХоо,, «ангел».)
От
своего ангельского прошлого Б. удержали, хотя и в умалённой мере, прерогативы
сверхчеловеческого знания и могущества, поставленные у Б. на службу злу.
Помимо несвязанности условиями пространства и власти над стихиями, они имеют
возможности тонкого проникновения в ход человеческих мыслей и вкладывания в
ум и сердце человека нужных им внушений. Но Б. не обладают полным и
достоверным знанием о глубинах человеческих душ; тайное решение очень твёрдой
и праведной воли имеет шанс скрыться от глаз Б.
Деятельность
Б. как искусителей направлена на всех людей, но с особым вниманием они
относятся к монахам, аскетам и пустынникам, находящимся с ними в отношении
объявленной войны (отшельники ранней поры монашества с особым намерением
избирали для проживания места, пользовавшиеся наиболее недоброй славой по
части «нечистой силы», чтобы сразиться с Б. в самом их гнезде). Уже
основатель христианского монашества египетский пустынник 4 в. Антоний
Великий стал героем красочных рассказов о преодолении бесовских кс ней.
Б.
имеют общую с ангелами способность быть невидимыми и являться людям лишь
по собственному прок волу. Образ, который они принимаю также зависит от их
выбора; а та как самая сущность бытия Б.— лона образ этот — фальшивая
видимость, маска. По характерной русской поел* вице, «у нежити своего
облика неона ходит в личинах».
Чтобы
добиться полного доверия соблазняемого Б. могут принять образ
светлого aнгела или даже Иисуса Христа. Явившиеся в этом образе Б. говорят
возгордившемуся монаху о его святости и богоизбранности (частый агиографеческий
мотив), а малодушного, напротив, запугивают мнимой неизбежностью его
осуждения (итальянская легенда о молодом ученике Франциск; Ассизского,
которому учитель велел ответить сверхъестественному посетителю
простецкой, намеренно грубо! бранью, после чего Лже-Христос исчез с
сильным шумом и серным запахом).
Считается,
что видения, инспирированные Б., вызывают тяжело* чувство смущения и тоски
или, напротив, судорожной весёлости, которыми они сопровождаются (обычный
симптом видимой или невидимой близости Б.— тошнота, ср. название Б. в
русском фольклоре — «тошная сила»). Чтобы вкрасться в доверие, Б.
принимают облик реальных отсутствующих людей, напр, друзей
соблазняемого (легенда о Феодоре и Василии Печорских). Другие личины
нужны Б. для побуждения похотливых чувств, обычно в пустыннике
(явления в виде женщин, напр., герою апокрифической повести о Мака-рии
Римском); тоскующую вдову Б. могут навещать и ласкать в обличье её умершего
мужа и т. п.
Для
позднего западноевропейского средневековья особенно характерны
представления о Б., предлагающих себя для блуда мужчине — в виде
женщины («суккуб»), а женщине — в виде мужчины («инкуб»);
представления эти не чужды Византии (в «Житии Василия Нового», 10
в., упоминается грех соития с Б.) и Древней Руси («Повесть о
бесноватой жене Соломонии», 17 в.).
Третий
род личин — гротескные подобия фантастических, уродливых чудовищ
(огнедышащий змий, псоглавец, «единарок», напоминающий одноглазых
киклопов) или животных, либо хищных и опасных (лев, медведь, волк
и т. п.), либо «нечистых» и внушающих отвращение (жаба, ср. Апок. 16,
13, мышь и т. п.). Сюда же примыкают образы чёрного пса, а в Западной Европе
— чёрного кота (в порядке ложной этимологии связывавшегося с наименованием
средневековой ереси катаров).
Фольклор
часто представлял Б. в обличье иноверцев (иудеев, мусульман) и иноземцев,
либо наиболее экзотических( «чёрные мурины», т. е. эфиопы,— постояннoe
обозначение Б. в старинной русской литературе), либо, напротив,
наиболее известных и одиозных (ара-1Ы в византийской литературе, ляхи t
литвины в древнерусских текстах).
Тёмные
фигуры «муринов» являются 1учить и томить после смерти человека то душу,
вышедшую из тела и страшащуюся неведомого пути. Наиболее обычный образ Б. в
народной фантазии и в иконографических традициях Православного и
католического средневековья совмещает антропоморфные и териоморфные черты,
приближаясь в »том отношении к языческому образy сатира или фавна: он тёмен,
рогат, хвостат, ноги его оканчиваются копытцами, хотя в
воспоминание о своей изначальной ангельской природе он имеет крылья
(впрочем, в западной традиции это обычно крылья летучей мыши — еще одного
«нечистого» животного).
Особенно
богатой иконография Б. становится на исходе средневековья. «Дьяблерии» на
Западе и аналогичные явления русской фантазии неразрывно связаны с
судьбами низовой сатиры. Образы Б. как мучителей грешников в аду у Данте
(«Божественная комедия»), отмеченные неприкрашенной убедительностью,
сохраняют связь с ортодоксальной традицией.
Средневековая
демонология разработала ряд классификаций Б., объединявших их либо по
принадлежности к тем или иным природным стихиям, либо— к воплощаемым ими
порокам. Подробные перечни Б. строились соответственно делению их на три
иерархических уровня (как и ангелов). Их наделяли функциями,
соответствовавшими функциям различных должностных лиц при королевских дворах:
адские церемониймейстеры, управители и пр.; они носили титулы маркизов,
графов, виконтов и др. Число Б. варьировалось от 133 306 668 до 44 435 556.
|
